Питер - Москва. Схватка за Россию - Страница 6

Образовательный и культурный уровень купцов из крестьян был, конечно, невысок, однако их деловая сметка поражала современников. Вот одно из наблюдений с крупнейшей Нижегородской ярмарки, куда съезжалось все российской купечество:

...

«Поистине надо удивляться – как удивляются иностранцы – природной даровитости русской натуры, и именно даровитости к коммерческому делу, когда видишь, как самородные наши торговцы, едва умеющие разобрать купеческий счет и подписать вексель, справляются с этими иностранцами, большей частью прошедшими, до конторы, полный курс наук в средних и даже высших учебных заведениях».

Именно такие кадры крестьянского происхождения, а не дворянство, брезговавшее заниматься торговлей и мануфактурами, определяли лицо российского капитализма в дореформенную эпоху. Купечество той поры уже выходило с серьезными хозяйственными инициативами, например, о строительстве собственными силами железных дорог, что должно было принести необычайную пользу России, и когда:

...

«дан будет русскому купечеству новый быт... оно будет выведено из зависимости иностранцев».

Напомним, что в это же самое время главный экономический стратег николаевской эпохи – министр финансов Е.Ф. Канкрин ставил под сомнение целесообразность железнодорожного строительства в российских условиях!

В первой половине XIX века участие купеческо-крестьянских слоев в экономике России было по достоинству оценено видным историком и издателем Н.А. Полевым. Он рассматривал эти сословия прежде всего как набирающий силу аналог классической западной буржуазии. Купечеству как наиболее деятельной части общества, кормильцу миллионов россиян, уготована роль локомотива развития, считал Полевой. Обращаясь к представителям сословия, он взывал:

...

«Если Россия есть земля надежд, вы одна из лучших надежд ее, вы, русские купцы, граждане, люди свежего и бодрого силами поколения. Вам принадлежит исполнить то, что мы в утешительной думе предполагаем для чести и славы Отечества».

На страницах своего популярного тогда журнала «Московский телеграф» (1825-1834) Н.А. Полевой постоянно помещал материалы о нарождающейся промышленности, в частности о таких новых явлениях общественной жизни, как публичные выставки мануфактурных изделий, проходившие в Петербурге и Москве. Причем эти материалы демонстрировали два разных подхода к организации выставок. В Петербурге преобладали столичный блеск и великолепие. В более практичной Москве выставки получались гораздо обширнее и богаче: это было не развлечение, а смотр результатов трудов. Здесь отразилась разность духа двух столиц: в Петербурге – политика, двор, близость Европы; Москва – «матка нашей русской фабрикации», никакой политики, вся биржа помещается на крыльце Гостиного двора, а предприятия работают, не думая о понижении или повышении курса облигаций.

В этих словах – важный смысл с точки зрения не только региональных отличий, но и социально-экономических приоритетов. Н.А. Полевой упрекал правящий класс России в том, что он не хочет замечать достижений отечественной промышленности, предпочитая модные магазины с иностранными товарами. Региональное распределение потребления в стране имело ярко выраженную сословную составляющую: в северной столице удовлетворялись потребности преимущественно аристократии и правящего класса, тогда как центральный регион обслуживал низшие и средние слои населения. Поэтому, отодвинув в сторону Петербург, именно Первопрестольная стала играть роль главного центра, из которого «питаются торговые обороты Империи». Как подчеркивалось, на Руси нет ни одного уголка, где бы:

...

«не нашлось какого-нибудь московского изделия, хотя бы прохоровского ситца или тучковского платка».

Купеческо-крестьянский капитализм вырастал из недр внутреннего рынка страны. В первые десятилетия XIX века ежегодные обороты внутренней торговли, уже достигшие примерно 900 млн руб., практически целиком приходились на произведенные и потребленные внутри страны промышленные товары. В то же время внешняя торговля, на 96% состоящая из вывоза зерна и другого сырья, уступала внутреннему торгу. Находясь в руках дворянства, экспортировавшего продукцию своих имений, и купечества крупных портовых городов, в абсолютном выражении внешнеторговые обороты не превышали 250 млн руб.

Кстати, растущая внутренняя торговля в дореформенное время протекала преимущественно вне бирж, появлявшихся в тот период. Этот торговый институт европейского типа не привлекал внимания русского купечества. Например, московская биржа, открывшаяся в 1839 году, не очень интересовала местные деловые круги: большинство не спешило ее посещать, предпочитая собираться в трактирах в ее окрестностях. Лишь в начале 1860-х годов купцов и фабрикантов удалось буквально загнать внутрь здания. Те же впечатления после посещения биржи города Рыбинска в 1843 году передает и А. Гакстгаузен: «простые русские купцы не могут привыкнуть к этому новому учреждению» с его суетой и шумом. Они ведут переговоры в трактирах: там обсуждаются большие дела. Куда более уютно, чем на бирже, купечество чувствовало себя на ярмарках и в розничной торговле. Например, за первую половину XIX века обороты Нижегородской ярмарки, обслуживавшей прежде всего внутренний российский рынок, увеличились в четыре раза. К концу 1850-х годов на ней реализовывалось продукции на 57 млн руб.; к этому надо добавить, что только в лавках и магазинах Москвы в конце 1840-х годов ежегодно продавалось товаров примерно на 60 млн руб.