Питер - Москва. Схватка за Россию - Страница 38

...

«До тех пор пока не будут устранены хотя бы главные несообразности правил 8 марта, до тех пор обсуждение нашего бюджета будет иметь какой-то ненормальный характер, противоречащий не только духу конституционализма, но и самым насущным интересам налогоплательщиков государственных налогов».

Со своей стороны, Министерство финансов всячески препятствовало прохождению законопроекта о расширении думских бюджетных прав. Тем не менее его обсуждение и принятие все-таки состоялись в мае 1911 года. Правительство не принимало участия в прениях, ограничившись подтверждением прежнего взгляда на правила 8 марта 1906 года. В то же время в речах его оппонентов слышались новые ноты. Оппозиционные ораторы учли прозвучавший двумя годами ранее упрек Министерства финансов о недопустимости делать какие-либо выводы, не располагая конкретным опытом. Теперь они приступили к критике существующих правил со знанием дела, обогащенные практикой участия в бюджетном процессе. Не случайно тон выступлениям задавал кадет Н.Н. Кутлер, служивший до начала думской карьеры в финансовом ведомстве, а значит, обладавший нужной компетенцией. Он заявил, что недоверие к народному представительству со стороны правительства не дает возможности правильно осуществлять государственное строительство. Обрести же необходимое доверие можно, если следовать примеру западноевропейских стран и не копировать японскую конституцию, откуда и заимствованы частично бюджетные правила 8 марта. Характерно, что хотя бы ради справедливости депутат не упомянул о другом: японская конституция создавалась по образцу прусской и воспроизводила многие ее нормы, в том числе и по порядку рассмотрения бюджета. Очевидно, это выглядело неуместным напоминанием на фоне призывов ориентироваться на западные конституционные образцы. Кутлер поднял также тему некомпетентности чиновничества. Анализируя бронированные расходы, он говорил об их формальном отнесении к данной категории. В течение десятилетий копились законодательные документы, которые сегодня можно считать мусором. Правительство само плохо ориентируется во всем этом законодательном материале, «точное соблюдение которого оно ставит в обязанность законодательным учреждениям». Кутлеру вторил социал-демократ И.П. Покровский, заявивший, что бюрократически-кре-постнический уклад старого строя остается неприкосновенным. А Дума – выразительница обновленного строя – благодаря действующим правилам вынуждена охранять это ветхое здание. По словам главы бюджетной комиссии Государственной думы М.М. Алексеенко, многие ведомства затрудняются обосновать имеющиеся расходы, а существуют даже Высочайшие повеления о тех или иных тратах, которые не были не только обнародованы, но и отпечатаны в типографии. Заметим, что Алексеенко все же признал нужным учиться у бюрократии, поскольку опыт Думы еще крайне мал. В этой связи он назвал первоочередной задачей согласование бюджетных правил с духом Основных законов. Явно компромиссный настрой главы бюджетной комиссии вызвал недовольство кадетов: его речь о корректировке правил 8 марта 1906 года была названа «благодушно-безразличной».

В конце концов думский проект, хотя и в более мягкой форме, чем первоначальный, был принят Думой. Она не вняла призывам правых депутатов и не выяснила, как вопрос о компетенции народного представительства соотносится с вопросом о государственном строе, в рамках которого функционирует это представительство. Правый лагерь считал, что без выяснения этого вопроса нельзя обсуждать расширение компетенции Государственной думы в бюджетной сфере. Как заметил один из депутатов, в деле государственном, в подзаконном деле нельзя проповедовать беззаконие. Государственный же совет, куда поступил принятый Думой законопроект, поступил именно так. Верхняя палата благополучно похоронила творчество коллег, сведя на нет их усилия.

Со столь же твердых позиций либералы намеревались обсудить статус Государственного контроля. Этот правительственный орган имел большое значение для всей управленческой системы и мог использоваться нижней палатой в качестве инструмента серьезного воздействия на правящую бюрократию. Неслучайно лидер кадетов П.Н. Милюков сразу после открытия III Думы провозгласил, что Государственный контроль должен стать первым другом и помощником народного представительства. Только с помощью этого ведомства:

...

«мы можем следить за игрой интересов, за борьбой всех этих поставщиков, подрядчиков, чиновников с личным влиянием и связями, за всевозможными тонкими формами обхода законов».

Поэтому в данном случае стержнем политики оппозиционной части Думы стала борьба за независимость Государственного контроля от исполнительной власти. Интересно, что первой бюджетной росписью, которую рассматривала нижняя палата, оказалась как раз смета контрольного ведомства. Оппозиционные круги считали это «в высшей степени счастливым предзнаменованием». Они представили развернутое обоснование в пользу полной самостоятельности Государственного контроля с предоставлением его руководству права самостоятельно входить с отчетами и заявлениями в нижнюю палату. Депутаты напомнили, что требование это не ново: прежде за него ратовало просвещенное чиновничество в лице графа П.Д. Киселева и министра финансов А.М. Княжевича. В 60-х годах XIX века за независимость этого органа выступал первый российский государственный контролер В.А. Татаринов, изучивший европейскую ревизионную практику. Однако заложенные им традиции не получили развития: ведомство пребывало в составе кабинета министров, что существенно снижало эффективность его работы, абсолютно не отвечающей условиям обновленного государственного строя. А Совет министров, включавший в себя контрольное ведомство, даже окрестили «кладбищем для ревизий».